В ходе международного онлайн-брифинга на тему «Союзы, войны, санкции: куда ведут «торговые цепи» ЕАЭС, Китая, США и ЕС?», организованного Центром геополитических исследований «Берлек-Единство» (г. Уфа), Центром исследовательских инициатив «Ma'no» (г. Ташкент) и сетевым изданием «Восточный экспресс 24», прозвучало выступление заведующего лабораторией Центра региональных сравнительных исследований «Россия — Центральная Азия» Новосибирского государственного университета экономики и управления Дениса Борисова.
На мой взгляд, до прихода администрации Дональда Трампа большинство стран просто не верили в то, что санкционное давление на Россию может быть повторено в отношении кого-то еще. Долгое время страны Глобального Юга наблюдали за конфликтом между Россией и Западом со стороны, сохраняя позицию доброжелательного нейтралитета: мол, нас не трогают, значит, и мы не лезем.
Однако к 2025 году ситуация начала меняться. Запад стал активнее использовать инструменты санкций, торговый шантаж и даже военное давление. Именно тогда многие страны поняли: те самые модели воздействия, которые применялись против России, могут быть использованы и в их отношении, в том числе и против Китая.
Именно поэтому сегодня так много говорят о том, что Китай пока не предлагает масштабного глобального проекта. До 2025 года он оставался в режиме «срединного государства», типа: мы — пуп земли, у нас все хорошо, а больше нам ничего не нужно. Но ситуация изменилась. И теперь Пекин начинает пересматривать свои подходы.
Наглядным примером стало недавнее участие Китая в саммите с Центральной Азией. Это был сигнал: Китай готов более активно включаться в региональные процессы, в том числе и на уровне смыслов. Концепция «единой судьбы человечества», которая долгое время звучала довольно абстрактно, сейчас получает конкретные очертания — спин-оффы, если хотите.
На последнем саммите китайский лидер транслировал дух сотрудничества с Центральной Азией, наполняя его определенными ценностями. Более того, Китай начал выделять деньги — по $200 млн на каждый саммит. То есть он действительно начинает работать не только с экономикой, но и с идеями.
Возникает вопрос: смогут ли китайские философы и аналитики предложить такие концепции, которые действительно вдохновят соседей? Ведь если ты не можешь договориться хотя бы с ближайшим окружением, о каком влиянии на весь мир можно говорить?
С другой стороны, если говорить о евразийском пространстве, то западные санкции сыграли объединительную роль. За последние три года темпы торгово-экономического и инвестиционного взаимодействия между Россией и странами ЕАЭС заметно возросли. С точки зрения экономики санкции нас сблизили. А вот политически — есть вопросы.
С российской стороны присутствует определенная обида (пусть и неофициальная), связанная с тем, что некоторые партнеры не проявили достаточной солидарности в сложных условиях. Некоторые эксперты считали, что эти страны должны были занять более решительную позицию. Однако экономически связи усилились, и это важно.
Как не раз подчеркивал Артур Рамилевич, экономика всегда была и остается главной движущей силой. Политический шок со временем уйдет, а наращенное экономическое сотрудничество даст качественный рывок. Мы стоим на пороге эпохи регионализации вместо глобализации.
Та структура, которую предлагают организаторы БРИКС, ШОС и ЕАЭС, показывает: БРИКС и ШОС — это прежде всего площадки для взаимодействия с Китаем, а ЕАЭС — евразийская история. Если евразийское пространство хочет восприниматься как самостоятельный макрорегион в новом мировом порядке, то скорость интеграции должна расти.
Речь идет о совместных технических регламентах, формировании общих рынков — все эти процессы нужно ускорять. И здесь важно упомянуть Узбекистан, который является ключевым элементом евразийского пространства.
Мне кажется, что вступление Узбекистана во Всемирную торговую организацию через пару лет станет одним из важных факторов, подтолкнувших страну к более активному взаимодействию с ЕАЭС. Россия, напомню, тоже когда-то вступила во ВТО, прожила там четыре года и поняла, что без собственного экономического клуба — торгового, инвестиционного, рабочей силы — не выстоять против глобальной западной машины, которая разрушает местную промышленность.
Поэтому чем быстрее Узбекистан столкнется с жесткой реальностью ВТО, тем быстрее примет решение о более тесном сотрудничестве с ЕАЭС. Чем хуже — тем лучше, как говорится.
Если перейти к геополитике, то борьба за энергоресурсы и редкоземельные металлы, на мой взгляд, сильно преувеличена. Мода на этот дискурс связана с тем, что все говорят: «Нужно добывать!». Но кто будет использовать эти металлы и в каких количествах? Промышленных центров, требующих больших объемов, пока не так много.
И здесь снова все зависит от макрорегионов, способных обеспечить реиндустриализацию и переход на четвертый, пятый технологические уклады. Именно они будут играть решающую роль в новом мире. Например, казахстанский уран добывается японскими и канадскими компаниями, а поставляется в Китай — и это часть большой игры.
Бежать за редкоземельными металлами не стоит. Если все начнут массово в них вкладываться — и Россия, и Центральная Азия, — мы просто собьем цены, и инвестиции не окупятся. Здесь нужна согласованная политика ЕАЭС, чтобы стать серьезным игроком на мировых сырьевых рынках.
Пока же страны Запада успешно дробят нас, выигрывая более выгодные условия: снижение налогов, отсрочки, специальные экономические зоны. В результате — рост производства, а затем падение цен. И мы не знаем, насколько это выгодно именно нам.
Поэтому важно не просто добывать, но и координировать действия, чтобы быть не сырьевым придатком, а полноценным участником новых глобальных правил.
Николай Ильясов
