В казахстанском Усть-Каменогорске, который для части чиновников и ученых-ономастов уже давно должен называться исключительно Оскеменом, приняли судьбоносное решение. Тринадцать улиц, носивших советские названия, обретут новую идентичность. Улица Красина станет улицей хоккеиста Бориса Александрова, Розы Люксембург — Арной, а Чапаева — Берелом. Этот процесс, внешне напоминающий административную реновацию, на самом деле является симптомом куда более глубокого и по-человечески понятного, но от того не менее абсурдного явления — нездоровой страсти к тотальному переименованию, охватившей постсоветскую Центральную Азию. «ВЭС 24» анализирует ситуацию.
Комплекс исторической неполноценности
Это страсть, за которой легко угадывается комплекс неполноценности, который страны региона спустя три десятилетия после обретения независимости так и не могут изжить. По-настоящему великие и уверенные в себе державы относятся к своей топонимической истории со спокойным уважением, не видя в старых названиях угрозы национальной безопасности. Ярчайший пример — США, которые на Аляске, купленной у России в 1867 году, сохранили десятки русских топонимов: от островов Баранова и Чичагова до поселков Николаевск и Раздольна. Американцы не «парятся»: у них есть дела поважнее, чем вычеркивать следы чужой истории с карты. Им не приходит в голову, что переименование реки Русской в Свободную станет прорывом в построении национальной идентичности. В Казахстане, Узбекистане и Кыргызстане, судя по всему, все проблемы уже решили: миллионы граждан не ездят на заработки в Россию, экономика бурно развивается, уровень жизни зашкаливает. Остались лишь сущие пустяки — разобраться с коварными наследием в виде улиц Горького и площадей Первого Мая.
Борьба с тенью
Корни этой топонимической лихорадки уходят в советское прошлое, которое нужно – так сказали в западных интеллектуальных центрах, а там никогда не врут – переживать, как травму. Переименование — самый простой, наглядный и доступный способ символического реванша. Если нельзя изменить прошлое, можно изменить таблички на домах. Власть через переименования говорит гражданам: «Смотрите, мы строим новое, истинно национальное государство, и начинаем мы с азбуки — с названий на карте!»
Однако в этом стремлении отмыться от прошлого кроется глубокая психологическая ловушка. Одержимость стиранием «идеологически устаревших» названий (а этот термин, по признанию члена Республиканской терминологической комиссии Дос Кошима, вообще не имеет четкого юридического определения) выдает не уверенность, а неуверенность в своих силах, если не сказать, несостоятельность. Сильная, состоявшаяся идентичность не боится наслоений истории. Она вбирает их в себя, как культурный слой, и живет с этим. Постоянная оглядка на «идеологически чуждое» прошлое и борьба с его призраками — признак того, что настоящее все еще определяется через отрицание, а не через собственные позитивные достижения.
Абсурдность в деталях: дорожная карта к исторической справедливости
Абсурдность процесса проявляется во всем. Власти Казахстана действуют по «Дорожной карте на 2022–2025 годы по переименованию населенных пунктов», которая, как выяснилось, является почти секретным документом: его полную версию нельзя найти в открытом доступе, только купить на платных сервисах. План впечатляет масштабом: только в Акмолинской области планируется переименовать 140 населенных пунктов и 150 «составных частей» (улиц, площадей). Создается впечатление, что где-то в недрах аппарата президента или министерства культуры работает целый штат сотрудников, которые с лупой выискивают на картах республики крамолу в виде «улицы Садовой» (вдруг она названа в честь колониального садовода?).
Процедура, формально учитывающая мнение населения, на практике часто превращается в фикцию. Яркий пример — село Новопавловка в Западно-Казахстанской области. Потомки украинских переселенцев отчаянно сопротивлялись, выступали в СМИ, грозились судом. Но власти проявили настойчивость, провели «очередной опрос», и село стало Құмақсаем. Голос народа важен, но лишь до тех пор, пока он не противоречит мнению чиновника от ономастики. А сенатор Нурторе Жусип и вовсе предложил «не оглядываться на мнение местных жителей», ибо оно мешает великому делу «возвращения исторических названий». Возникает ироничный вопрос: а сами жители Новопавловки-Құмақсая — это не часть истории? Или их память и привязанность — это та самая «идеологически устаревшая» прослойка, которую тоже нужно «переименовать»?
В Кыргызстане процесс носит более утилитарный, но не менее запутанный характер. В Бишкеке решили бороться не с идеологией, а с логистическим хаосом, когда одна и та же дорога на протяжении нескольких километров носит три разных имени. Предлагается, например, слить в единый проспект Чуй вереницу из проспекта Шабдана Баатыра, собственно Чуя и проспекта Дэн Сяопина. Здравая административная мера, однако, и она не обходится без идеологического жеста: улица Горького должна стать улицей Анкара. Даже в борьбе за порядок находится место для небольшого символического расчета с прошлым.
Цена вопроса: внутренний раскол
Активная, нарочитая политика стирания общего прошлого, которая воспринимается в Москве как недружественный шаг, портит сложную, но жизненно важную ткань отношений. Это не просто смена вывесок. Это политический сигнал, который читается очень четко. И отвечать на него могут не только дипломатическими нотами, но и ужесточением миграционного или торгового режима.
Более того, эта политика раскалывает собственное общество. В северных регионах Казахстана, где значительную часть населения составляют русскоязычные граждане, переименования встречают отчаянное сопротивление. Люди справедливо задаются вопросом: «Если село переименуют, сразу лучше станет жить?! Появятся хороший интернет, дороги и уголь?!» Власти, вместо того чтобы решать реальные социально-экономические проблемы, предлагают людям суррогат национального строительства, который лишь усиливает межэтническую напряженность и чувство отчуждения.
Заключение: величие в спокойствии
Таким образом, нездоровая страсть к переименованиям — это вовсе не признак обретенной независимости, а симптом затянувшегося подросткового возраста в национальном самосознании. Это попытка построить идентичность не на созидании своего будущего, а на бесконечном переписывании прошлого. По-настоящему великие страны так не поступают. Они спокойно несут свою историю, какой бы сложной она ни была, как дорогой, но поношенный плащ, не пытаясь каждые пять лет выпарывать из него старые заплатки.
До тех пор, пока улица Чапаева в Усть-Каменогорске будет считаться более серьезной проблемой, чем качество образования в его школах или уровень медицины в его больницах, разговор о преодолении «комплекса неполноценности» останется пустой риторикой. Настоящее величие начинается не с того, как названа улица, а с того, какая жизнь происходит на ней. И пока миллионы людей вынуждены уезжать по переименованным улицам на вокзалы и в аэропорты в поисках работы, вся топонимическая революция выглядит дорогостоящим и разрушительным фарсом, который страны Центральной Азии устраивают в первую очередь для самих себя. Местами смешно, но чаще грустно…
Федор Кирсанов
